«Злой гений» Порт-Артура - Герман Иванович Романов Страница 3

Дверь в комнату открылась, и зашел подтянутый, еще не старый мужчина лет пятидесяти, в летней солдатской рубахе. На плечах малиновые погоны с одиноким ефрейторским басоном, который, по его солидному возрасту и носить то не положено. Ладно — будь он унтер-офицером сверхсрочной службы, или фельдфебелем, пусть даже подпрапорщиком — ведь война началась. Но чтобы оставаться на долгие годы ефрейтором?!

Однако денщик начальника дивизии имеет особый статус, тем более на груди отсвечивали благородным серебром георгиевский крест с медалью, полученные им за бои с турками на Дунае. Тогда Кузьмич служил в роте 53-го Волынского пехотного полка, которой командовал известный своей храбростью капитан Фок, ставший одним из первых георгиевских кавалеров на той, уже давно минувшей и полузабытой многими войне.

— Какой нынче день?

Александр Викторович прикрыл глаза, и немного скривился, приняв на мозг огромный пласт информации — память реципиента оказалась в его полном распоряжении. Как ни странно, он этим невинным вопросом решил ее просто проверить.

— Осьмнадцатое число, Александр Викторович, — совершенно спокойно отозвался денщик, которого Фок с 1877 года называл «Кузьмич» — выпало тому носить одинаковые и фамилию, и отчество, да и с деревни Кузьмичево был призван за два года до войны с турками.

Фок пробормотал под нос, приноравливаясь к речи, и стараясь, чтобы денщик его не расслышал:

— Хреново, что опоздал немного. Не судьба — зато время еще есть. Было хуже, если бы японцы уже выбили нас с перешейка. А так время еще в запасе имеется, и немало, надо только с разумением его использовать…

Александр Викторович мотнул головой — на погибшего адмирала Макарова, признаться честно, он не рассчитывал. Однако не расстроился — попасть на подобный случай было совершенно невероятным делом. «Разлет» по времени должен был пойти, как ему объяснили «товарищи ученые, доценты с кандидатами», с апреля по июнь 1904 года, причем данная возможность составляла на самом деле ничтожные доли процента.

И этот немыслимый шанс от судьбы он все-таки вырвал — недаром его всегда считали счастливчиком, настоящим «баловнем Фортуны», как бы выразились в это время. Один жребий из тысячи остаться в живых он всегда ухитрялся вытаскивать, и выживать там, где погибали сотни.

«Это не моя война, к тому же она будет позорно проиграна. Царизм прогнил насквозь, и мне еще предстоит нанюхаться миазмов разложения. Но раз так вышло, то драться с японцами придется насмерть и отстаивать русский Порт-Артур до последнего. Чтобы кровавый урок восточные соседушки надолго запомнили и через четырнадцать лет во Владивостоке оккупанты не появились. Хотя…

Царизм обречен, революция его сметет, вот только интервенция обязательно состоится. Одно утешает — этого я уже не увижу. Или скоро покину тело реципиента, либо убьют через считанные недели. Плевать на приказы Куропаткина и Стесселя — но Циньчжоу я так просто не отдам! Время имеется, чтобы устроить тут японцам показательную порку!

Воевать за своего отца, мать и братьев с сестрами, которых могут убить японцы через семнадцать лет. Ведь история имеет пакостное свойство повторяться, и моих родных зарубят эти косоглазые твари. Меня, тогда младенца, спрячет дядька. Так что здесь и сейчас нам насмерть драться нужно, этого я им спускать не намерен, пусть юшкой хорошо умоются, тогда станут намного осторожнее!»

Мысли текли неторопливо, под стать действиям — спокойно и медленно Александр Викторович надел при помощи денщика обмундирование, и, посмотрев на часы, вышел из комнаты. Терять время ему не хотелось — день обещал стать насыщенным…

Глава 2

— Интересно, над кем старик сегодня издеваться будет?! Неужели сразу над всеми, раз собственной персоной решил на гору взобраться с утра пораньше?! И охота ему?!

Полковник Ирман говорил вполголоса, однако не из опасения, что кто-то подслушает и передаст генералу Фоку его крамольные слова. Наоборот, он бы обрадовался, если бы нашелся такой «доброхот», потерять положение, по большому счету, Владимир Александрович уже не опасался, а показать свое истинное настроение к начальству 52-х летнему офицеру, повидавшему в своей жизни многое, очень хотелось.

Все дело в том, что с началом войны, его 4-й Восточно-Сибирский артдивизион заметно увеличился. По мобилизации добавили к трем имеющимся еще одну восьми орудийную батарею. Уже в феврале 4-я восточносибирская стрелковая бригада генерал-майора Фока стала развертываться в дивизию, каждый ее полк двух батальонного состава получил изрядное количество резервистов, призванных из запаса, которымиукомплектовали третьи батальоны. И тем самым вверенный ему дивизион, получив также одну батарею при развертывании, был переформирован соответственно в артиллерийскую бригаду, а он назначен ее начальником.

В мирное время такое назначение могло бы огорчить честолюбивого полковника. Все дело в том, что он не проходил курса в Михайловской артиллерийской академии, а без этого получить чин генерал-майора практически невозможно, вперед продвигали исключительно «академиков». Однако начавшаяся война с японцами кардинально изменила его положение — теперь до генеральских погон только руку протянуть, до первого удачного дела против неприятеля, ведь тогда толстые жгуты канители на эполетах уже по одной только занимаемой должности положены!

Будучи командиром артдивизиона, Ирман был напрямую подчинен генералу Фоку, но став начальником артиллерийской бригады, приданной дивизии, уже опосредованно. Новая ситуация резко усугубила конфликт — и теперь начальник дивизии постоянно изливался желчью и брызгал словесным ядом, не в силах бороться со строптивым полковником. Зато на командирах стрелковых полков отрывался старик — а ведь Фоку пошел седьмой десяток прожитых лет. Полковники ответно его тихо ненавидели, желая чтобы тот, как можно быстрее, получил японскую гранату под ноги, или шрапнелью по дурной голове — любой вариант устроит!

Но о своем потаенном желании командиры полков никому не рассказывали, даже младшим по чину офицерам. И все дело в том, что старого генерал в дивизии любили — причем искренне. И выражение этой привязанности у нижних чинов выражалось в прозвище, которым они наделили своего начальника дивизии — «Фока». То ли в честь героя русской народной сказки, что «на все руки дока», либо уменьшительно-ласкательное увеличение фамилии на одну букву. А это о многом говорило — никто более такой популярностью у солдат в Порт-Артуре не пользовался, даже близко.

Только на флоте был вице-адмирал Степан Осипович Макаров, которого матросы в Порт-Артуре любовно называли «дедушкой», и почитали всей душою. Но 31 марта он погиб, уйдя на дно вместе с броненосцем «Петропавловск» и почти всей командой.

— Что произошло, уже не изменишь…

Ирман тяжело вздохнул, покосился в сторону